ЧУДОТВОРЕЦ

Часть вторая: Братва, мочи падлу!


УСАДЬБА ВЫСОКОГОРНОГО.

С трудом разлепив глаза, Михаил Янович обнаружил себя на полу, замотанным в хозяйское пальто.

- Ох-ох-ооохх...что ж я маленьким не сдох... – вырвалось у него. Голова невыносимо болела, как будто нехилый гость всю ночь использовал ее в качестве боксерской груши.

На четвереньках Яныч потащился в примыкавший к кухне чулан и отыскал бочонок с кедровкой. (Знай Романыч о том, что его невоздержанному другу известно местонахождение такового, давно бы перепрятал). После долгих усилий, разбив пару стаканов и разлив пару литров, ему удалось припасть к животворному похмельному источнику.

Постепенно ощущение реальности начало возвращаться к Писателю.

В окна вовсю светило солнце.

"Это...куда бишь там Фенька собирался? машину чинить? да, точно...меня отвозить...ню-ню...сынка нашел, бллллин...уж этот лысый ему покажет таежное гостеприимство...особенно когда Изька приедет...нда уж..." – мозги тяжело ворочались в прямом смысле слова.

Яныч вышел на крыльцо. Сарай был закрыт, калитка - тоже, во дворе - никого. Обе машины стояли на улице, как и вчера, и никуда не собирались.

Яныч спустился с крыльца, при этом, как всегда, упал, и поплелся к колодцу, по пути стягивая любимый пиджак, весь в пятнах кагора и бренди.

***

Николай протянул девушке руку, но она стремительно откатилась в сторону и скользнула за дерево.

- Да что ты… - начал было Николай, но тут в его поле зрения попал как из-под земли выросший крепкий мужчина лет пятидесяти, чем-то неуловимо похожий на Романыча, разве что седой, со спокойным лицом коренного лесного жителя.

Совершенно автоматически Николай бросил руку на карабин, но тут же увидел в руках сибиряка винтовку, на первый взгляд – трехлинейку Мосина, дуло которой смотрело ему в уровень колен.

В кустах прошло легкое шевеление, и Николай сообразил, что лучше и не думать ни о карабине, ни о пистолете, так как он уже на мушке.

Ощущение было не из приятных, тем более что ни в вооруженных конфликтах, ни в уличных боях, имея в виду перестрелки, Николай не участвовал. Учения – это все-таки учения, а тут...

«Тяжело в учениях – легко в гробу» – посетил непроизвольный каламбур.

Призвав себе на помощь всю профессиональную невозмутимость, он сказал:

- Да я ее поднять хотел, - по возможности миролюбиво.

- Ну вот и молодец, - прогудел седой. - Откуда и куда путь держим?

- Да так, бродил… - попытался не вдаваться в подробности Николай.

- Глухо тут, смотри, не заблудись, давай мы тебя проводим, - сказал сибиряк и пошел вперед.

Николай последовал за ним.

Кусты пошевеливались вслед за ними, причем по обе стороны.

Выйдя на дорогу, местный повернулся к Николаю и негромко сказал:

- Шум поднимать не люблю. Но прошу тебя, больше здесь не показывайся. Понимать должен , тайга - место глухое... - со значением подчеркнув последние слова. - Мы давно тебя ведем.

- Фрол! - крикнул он в сторону.

Из-под облюбованной Николаем сосны вырос детина под два метра роста и с двумя кожаными пакетами – ЕГО пакетами – в руках – и бросил их ему под ноги.

- Возьми и иди, - сказал старший. - Мы не знаем, что там, но в долину больше не возвращайся. И другим скажи!

Николай подобрал пакеты и пошел в сторону деревни, механически переставляя ноги и чувствуя на себе прожигающие затылок взгляды, ожидая выстрела.

Но выстрела не последовало.

МОСКВА.

К гостинице "Украина" подрулил уже знакомый нам черный Volvo. К машине подошел крепкий мужчина в сером костюме и открыл заднюю правую дверь, откуда тут же сверкнула золотая улыбка.

"Здравствуй, Миша" - сказал Гальский, выбираясь в московские сумерки.

"Добрый вечер, Натан Львович" - ответил встречающий и, не трятя времени на церемони, развернулся и пошел к зданию. Адвокат поспешил за ним.

Они прошли в левый корпус. На втором этаже Миша сдал Гальского с рук на руки своей копии по имени Леня, который проводил гостя в квартиру. Гальский привычной дорогой прошел сквозь прихожую и длинный коридор в огромную комнату, обставленную богато, но без всяких признаков изысканного вкуса.

За огромным столом сидели двое далеко не худых мужчин и играли в карты, небрежно бросая в банк стодолларовые купюры, время от времени прикладываясь к стаканам и запуская обремененные золотом руки прямо в тарелки с осетриной, шашлыками и прочей снедью. Дым сигар полускрывал демонстрируемую огромным плазменным телевизором жесткую порнографию.

- Здорово, адвокат, - сказал один из игроков, одетый в бывшую при надевании белой рубашку с болтающимся на груди шелковым галстуком от Versace. Он налил полстакана Black Label и насыпал туда льда, запустив волосатую лапищу, которой только что ел семгу, прямо в серебряное ведерко со льдом, стоявшее на полу.

Натан Львович взял стакан и сел к столу третьим. Он огляделся в поисках столовых приборов, но увидел только финку с наборной рукоятью, явно зоновской работы, рядом с локтем мужчины в черно-золотой узорной рубашке, с жестким лицом, похожим на танковый полигон после учений, с двумя голубыми озерцами в воронках от снарядов.

Гальский выпил и закусил полуостывшим стейком в установившейся за столом "рукопашной" манере.

Господин в белой рубашке бросил карты под стол, зачем-то ожесточенно почесал шапку черных курчавых волос с проседью, налил себе полный стакан коньяка и залпом высадил половину.

- Нештяк, Рубинчик, деньги навоз, сегодня нет, завтра воз, - хрипло процедил второй, подгребая кучу денег с середины стола к себе и повернулся к адвокату.

- Ну че, Львович, для затравки детская ставка - по сотенной? Только смотри, я тебе не банкир, карточек не принимаю, - и сверкнул железными зубами, криво торчащими из серых десен.

Гальский достал бумажник из крокодиловой кожи с замысловатой золотой монограммой НГ и положил в банк сотенную, на которую тут же упали две Рубинчика.

- Уху, - издал утвердительное восклицание третий партнер (за каковую привычку и получивший свою кличку), распечатал новую колоду, профессионально перетасовал и сдал.

Играли молча, обозначая просьбу дать столько-то карт соответствующим числом ударов по столу.

Обмен прекратился довольно быстро. После довольно продолжительной торговли у Гальского оказался фул-хаус, у Рубинчика -две пары. Их партнер продемонстрировал стрит-флэш и снова снял банк. Он бросил карты под стол, налил стакан водки с краями и опрокинул. Выпили и остальные.

Раскурив вместо закуски сигару, железнозубый уперся локтями в стол и сказал:

- Ну что, граждане евреи, у нас казино так здесь всю дорогу и будет? - сделав упор на слове "здесь", и в упор взглянул на Рубинчика, как пистолет нацелил. Тот подавился шматом сала и взглядом, выражающим просьбу о поддержке, уперся в Гальского.

- Филин, мы ищем, но надо попробовать его вытащить в Москву... - начал Натан Львович.

- Ни хуя! - пристукнул татуированным кулаком по столу Филин. - Он четыре лимона унес, щас он с ними на нож прибежит! Ищет он! Мандавошку так не найдешь!

- А ты чего, собственно, орешь? - осмелел Рубинчик. - Можно подумать, что это я или Натан придумали казино Юрика трясти! Мало вам лохов, так на этого отморозка полезли, и сами вы беспредельщики! Вот он вас и обул, пока вы цапались!

Филин налился кровью и схватился за нож, но совладал с собой и с размаху воткнул его в столешницу, прямо в центр кучи банкнот.

- Витя, следовало ожидать, что он долго под твою дудку плясать не будет. Нельзя ставить только на одну лошадь. Гасить его надо было сразу! - вступил Гальский своим вежливым, но твердым тоном, и тут же начал сгонять напряженность. - Ну, да поздняк уже опилки пилить. У меня уже пол-ментовки подписаны. Я еще пробил ребят, не лохотронщиков, которые за бугор переводят - что людей, что лавэ. Он за бугор подастся, точно. Еще не выезжал ни такой, ни похожий. Ну, теперь-то уж никуда не денется.

- Мудак он во всем, кроме карт" - поддакнул Рубинчик. - Он и в Подмосковье о собственный хуй спотыкается. Еще сам к нам приползет на коленках!

- Нннууу-нннууу... - протянул Филин и распечатал очередную колоду карт.

"Граждане евреи" с явным облегчением потянулись к своим бумажникам и стаканам.

Следующую партию Филин проиграл. Рубинчик с грохотом отодвинулся от стола и принялся шарить по ящикам дубовой имитации работ Чиппендейла в исполнении неизвестного русского умельца-самоучки. Наконец он вывалил на стол кучу новеньких запечатанных колод и протянул одну Гальскому.

Тасуя карты, Натан Львович бросил быстрый взгляд из-под золотых очков от Tiffany на банкира, увидел понимание и обещание поддержки в уголке чуть прищурившегося маленького хитрого глаза и значительно воодушевился. Хотя Филин и был одним из заправил московского игорного бизнеса, сам он играл весьма посредственно, а против сильного игрока и речи ни о чем, кроме «поддавков», и быть не могло.

В течение последующего часа Филин спустил все выигранные до того деньги, потом опять выиграл, а к полуночи отдал еще и около десяти тысяч своих кровных баксов. Наконец он бросил карты и со словами: - Ну вас в жопу, пархатые! - удалился.

Рубинчик взял сверкнувший никелем сотовый телефон и сказал:

- Леня, проводи Витю. И пора перышки по ветру пускать. Немедленно. Только пусть отъедет подальше, ну, не мне вас учить…

Затем он налил Гальскому виски, а себе коньяка, и сказал:

- Вот скажи мне, Натан, как крутой крутому, ты будешь держать старого массажиста, у которого только один палец рабочим остался да еще понты, как у молодого?

- И правильно, Виталь, не нужен нам уже этот поц, - ответил Гальский и продолжил, отхлебнув виски и смачно крякнув, с удовольствием в предвкушении делового разговора своего со своим:

- Лично я уже заебался по самое не-могу не свою работу делать. Но, сам понимаешь, хочешь, чтоб было сделано хорощо - сделай сам, иначе я бы и не подписывался Чудотворца искать. И зря ты его мудаком приложил - он нам еще пригодится. Я бы и сам к нему поехал куда угодно и предложил да хоть четверть лимона, и пусть у Трубы работает. Он на него будет дышать и замшей протирать.

- Ну а то, - согласился Рубинчик. - Казино он получил, Юрик и Филин друг друга, считай, положили, Лёшику только пару бойцов послать...

Вдали грянул взрыв. Жалобно задребезжали давно немытые стекла в окнах и супердорогая посуда в аналогичном состоянии.

– Вот вам и пожалуйста - прокомментировал Виталий и взял телефон, который тут же, как по команде, зазвонил. - Да. Да слышал уже. Отлично, спасибо. Премия завтра.

Он привычно, одной рукой, задвинул телефон и продолжил, обращаясь уже к Гальскому:

- Ты, Натан, дело говоришь, да, боюсь, не поверит он тебе. Тут помозговать надо.

- Ну, я машину раскрутил, что-то да вырисуется. По-любому мы не в прогаре, хотя бы потому, что отморозков убрали, а за Трубу все воры подписались.

- Но отпускать его нельзя! - рявкнул захмелевший банкир.

- А кто собирается? - засмеялся адвокат. - Я ему не отец - четыре миллиона грин в приданое за Маришкой Рейшель давать!

Друзья захохотали и продолжили игру, с той разницей, что начальной ставкой теперь был один рубль.

ТАЙГА.

К таежникам и их гостьям, молча смотрящим уходящему вслед, подошел Федор Романович, застегивая брюки.

- Отвык ты от нашей пищи, особливо бабы Галиной капустки, Фаня, однако, забурел, - хихикнул третий из староверов, которого вполне можно было принять за младшего брата вожака, каковым он и являлся.

- Что у вас здесь было, Кузьмич? - не реагируя на шпильку, спросил Федор.

- Да какой-то лысый х...реном шишки околачивает, - сделав на ходу поправку, обусловленную присутствием племянницы, отвечал Кузьмич. - Зарыл что-то под сосной. Мы ему назад это отдали - это наша земля и нечего чужакам ее поганить.

Романыч счел за благо не подать виду, что знает "чужака", и беспечно сказал:

- Да охотник какой-нить из Новосиба или Иркутска, наверное. Не берите в голову.

Но провести старейшину общины староверов Кузьмича было нелегко.

- А чего это частенько, однако, стали такие дела делаться в наших палестинах? - спросил он, повернувшись к Высокогорному и пристально взглянув ему прямо в глаза. - Мы тебя давно знаем и против не были, что рядом живешь. Этот пузан к тебе шмыгает то и дело - ладно уж, сразу видно, что городской, он нам как букашка - на одну руку положить, другой прихлопнуть, и мокрого места не останется. Да оно и не понадобится, ему кулак показать достаточно. А этого ты привадил, нам так кажется. Так что признавайся, как на духу - кто такой?

- Кузьмич, у меня от тебя никаких секретов. Первый раз его вижу. И пошел он в деревню, а не ко мне, сам видел. И нечего меня крутить, следователь, понимаешь - гнул свою линию Романыч.

- А чего он здесь закапывать свои кошелки вздумал, в Новосибе места мало? - встрял Фрол.

- Ты еще тут метлой замахал! - наигранно вспылил Романыч. - Догони и спроси, в конце-то концов! Ты когда научишься фонтан свой затыкать, когда старшие разговаривают?!

И уже успокаивающим тоном добавил в завершение неприятного разговора:

- Ко мне он не приходил, придет - вам первым скажу. А то и сам завалю, если что.

И многозначительно поправил на плече свою гордость - автоматическую винтовку М16 под автоматный патрон 7.62, к стволу которой снизу, на месте подствольного гранатомета, он сам приспособил обрез горизонталки 12 калибра, выстрел из которого дуплетом с пяти метров мог разорвать человека пополам.

Староверы успокоились.

- Ну так завернете на чай? - умиротворяюще спросил Федор.

- Да нет. Мы тебя проводить пошли - жизнь такая штука, да и не молодые мы уже, кто знает, когда еще увидимся. За домом и писакой твоим брат Михей последит. А я только под своей крышей ночую или уж в тайге-матушке, ты же знаешь, - протянул другу свою крепкую лапу Кузьмич. Они обнялись и троекратно расцеловались.

Обняв Михея, уже без поцелуев, похлопав по плечу Фрола и потрепав по щечке девушку, на что та кокетливо хихикнула, Романыч твердым шагом, не оборачиваясь, направился по дороге в сторону дома, и даже на пожелание Кузьмича "Бог с тобой", сопровожденное двуперстным крестом, только помахал кепкой.

***

Николай шел быстро, срывая на ходу ветки и яростно ломая их, и грязно матерился сквозь сжатые зубы. Сержанта запаса морской пехоты Балтийского флота обули, как последнего салагу, и дали сапогом под зад.

нем боролись гордость и разум:

"Вернись и перестреляй их нахрен!"

"Они на своей земле, дурак! Чего ты вообще в тайгу полез? Ты здесь как рыба на песке! Они тебя на елку жопой наденут!"

"Нельзя такое спускать! Ты себя уважаешь или нет!"

"Конечно, и поэтому дальше жить хочу - сигары курить, девок трахать и коньяк пить. А эти валенки таежные как деревья живут. Что они видели вообще? Это же все равно что ушибиться и пень пинать! Пусть подавятся своей землей, они вполне ее стоят, жлобье несчастное! С четырьмя лимонами баксов вообще в России жить - себя не уважать!"

Последний аргумент показался Николаю весьма убедительным. Он остановился и закурил. Внезапно возникла мысль проверить побывавшие в лапах туземца пакеты. Молниеносный осмотр показал, что их содержимое нетронуто.

Николай сошел с дороги, благодаря себя за то, что хватило ума пойти в сторону деревни, а не прямо к Романычу. Он сориентировался по компасу и отправился в обратный путь тайгой, стараясь не слишком удаляться от дороги, и надеясь, что словами "мы давно тебя ведем" таежники пытались взять его на понт.

***

Романыч прибавил шагу, надеясь нагнать Николая до его прихода в охотничий домик. Он не сомневался, что тот именно туда и направился.

"Ох, уж мне эти... " - думал Федор. Если бы не Николай, его как бы гость, и если б не желание замять инцидент, чтобы спокойно уехать, как планировалось, во Владик, то ...

- Хрен бы стал я под вашу дудку плясать! – буркнул Федор оставшимся далеко позади таежникам. - Театр устроили...Умники!

«Нет, вроде не подвел их. Теперь бы они меня не подвели. Спугнули Николая, поди, теперь и с ним выправляй ситуацию. Врать надо опять…Больно нужна кому-то их лощина...»

- Ладно, прорвемся, - за размышлениями не забывая внимательно глядеть по сторонам и себе под ноги, Федор быстро добрался до своего домика.

В доме было на удивление чисто. Глянув на открытое окошко «Нивы» и кучку окурков возле нее, Романыч с сожалением вздохнул.

- Надеюсь, ты здесь, Яныч, и у тебя хватило ума не нарушать сегодня ночью покой деревенских красавиц! - крикнул он в направлении второго этажа. - Не притворяйся спящим и спускайся вниз!

Молчание слегка встревожило Федора. Легко преодолев калитку и дверь (с защелкнутыми, но не запертыми, замками) и перескочив два лестничных пролета, он остановился перед дверью Михаила Яновича. Слегка толкнув ее, Федор узрел идиллическую картину: спящий на кровати Писатель обнимал стопку печатной бумаги и улыбался во сне совершенно по-детски.

С доброй усмешкой притворив дверь, Романыч проверил и комнату гостя - Николай еще не вернулся.

Федор вернулся в гостиную, спрятал винтовку и заварил себе чаю.

Мысли вяло обтекли разные события двух последних дней и возвратились к основной проблеме, в которой Федор Романович так пока и не разобрался - что необходимо, какой комплекс действий нужно предпринять, чтобы правильно распорядиться второй частью завещания деда. Федора интересовали не столько деньги, сколько желание как можно полнее выполнить задуманное дедом, но что - предстояло еще осмыслить.

***

Уже смеркалось, когда усталый, голодный и злой, как бездомная собака, Николай вышел тайгой к усадьбе Высокогорного.

Ни на минуту не забывая об осторожности, он подобрался к своему джипу и затаился за ним, так, чтоб со спины его прикрывало дерево. Так он просидел, ожидая в худшем случае пули в затылок, пока в окнах первого этажа не сомкнулись занавески и зажегся свет. Тогда он поднялся, с наслаждением разминая затекшие члены, вернул карабин и пакеты на их изначальное место и направился к дому.

Калитка оказалась заперта. Николай постучал в окно. Занавеска на секунду отдернулась, и через минуту хозяин распахнул калитку.

- Погулять вздумал? - спросил он с недовольным видом.

- Ну а что, тут сидеть, перегар Мишкин нюхать? Для этого из Москвы уезжать необязательно, - умиротворяюще засмеялся Николай, хотя было ему отнюдь не до шуток. - А у вас воздух, красота! Я бы тут и сам типа дачи завел, если бы у меня отпуска регулярные были.

Федор коротко мотнул головой - дескать, заходи - и посторонился. Николай вошел, держа в руке тяжелый футляр.

- А что, ты баул свой так по лесу и таскал? - ехидно спросил Романыч.

- Да ты что, его лишний раз не потаскаешь. Просто привычка - на ночь в машине ничего не оставлять, гаража-то у меня нет, - ответил Николай, входя в дом. Здесь он сказал чистую правду.

На столе стоял роскошный ужин, венцом которого, несомненно, должен был быть олень, находившийся в данный момент в камине на вертеле. Амбре стояло божественное, Николай едва подавил звериный инстинкт начать рвать мясо прямо зубами и немедленно.

Михаил Янович, во всем чистом и почти хорошо выглядящий, если не считать слегка виноватого вида, неотъемлемо присущего ему со вчерашнего обеда, уже сидел за столом и ждал.

- Добрый вечер, Николай! - учтиво сказал он.

Николай кивнул ему и полез за стол.

- Руки мыть в детстве не учили? - раздался за его спиной грозный зык Романовича. - На кухне умывальник есть, если не видел!

Усмехнувшись, Николай пошел выполнять требование хозяина. Романович снял жаркое с огня и принялся резать, установив на специальных подставках над большим тазом, чтобы не потерять ни капли ароматного жира.

- Скажи мне, Николай, один вопрос разъясни, - неожиданно обратился к гостю Федор. - Вот была бы у тебя - ну, гипотетически спрашиваю - пара-тройка миллионов долларов, а то и все тридцать. Что бы ты с ними сотворил? На что потратил бы?

Вопрос застал врасплох всех, включая самого спрашивавшего.

Романычу надоело носить в себе трудноразрешимый мирскими мерками вопрос использования второй части наследства. Дед обязывал его, Федора, как единственного наследника своих миллионов, использовать деньги "во благо людям". При этом в завещании только намеками дед дал направление этого "во благо". Как использовать во благо и каким людям - это Романыч понимал и мерял собственной жизненной меркой. Уж очень Федору хотелось решить дедовскую "задачку" как можно полнее. А опыта своего, он чувствовал, ему пока хватит только на... «На что?». Мысли никак не вычленяли что-либо яркое и существенное, что можно было бы назвать "благом для людей".

- Можешь ты потеоретизировать на вольную тему, Николай, а? - бросил еще вслух Федор. В столовой воцарилось напряженное молчание.

Михаил Янович опешил от вопроса Романыча. Писатель воспринял откровение Федора как неосторожную глупость, как наивную браваду, как игру с огнем, как...как…

Яныч был вне себя, внутри у него все всколыхнулось от обиды. «Как же так?! Я, я ему нашел! Старый хрен! Мы же говорили, что я ему буду помогать, а он вывалил все первому встречному!»

Резко поднявшись и избегая встречаться взглядом с Романычем, Яныч выдавил с язвительным смешком, пытаясь свести вопрос Федора к заурядной болтовне: - Ты, Федор, так говоришь, будто денег у тебя куры не клюют. Зачем мозги забивать гостю теориями? Ближе к земле надо быть, Романыч, ближе к реальности. Вот у нас с Николаем таких вопросов не возникает. Правда, Николай?

Николай странно посмотрел на Котикова и медленно повернулся в сторону Федора.

«Уже успел?!…Все проверил?...Или везде, собака, порылся, или все знает, или на понт берет...Вряд ли знает…Так что скорее последнее. А вдруг…А вдруг старикан сам аферу какую затевает? Вон какая у него хатка неголимая, и чего в ней только нет, одна транспортировка всего этого с материка, а то и из Японии, прилично стоит…» Ему стоило некоторого усилия осадить свой первый порыв - проверить тайник в машине, что кому угодно сразу же ударило бы по глазам и навело на понятные размышления.

После минутного размышления Николай решил все-таки поиграть с Федором в его игру и попытаться свести все в шутку, подозревая при этом, что сделанная им пауза все же была достаточно длинной и настороженной, чтобы ничего не заподозрить. «Если только эта просто игра» - подумал он и произнес нараспев, с деланной небрежностью, тем не менее взвешивая каждое слово:

- Если бы...Если бы... Если бы у бабки был член, то была бы она дедом...Хе-хе…

Не упуская из вида обоих, Николай медленно раскурил сигару, встал и подошел к окну, не очень приближаясь к хозяину.

- Вот бы было хорошо, хорошо-прекрасно, если б в жизни было все и легко, и ясно…- пропел он в избранном стиле, выпустив струю дыма в окно. - Что-то не пойму я Вас, Федор Романович, это Вы так шутите или золотую жилу раскопали в тайге?

- Ты расслабься, Писака, и сядь, не мельтеши! - бросил недовольно Федор Михаилу Яновичу, нервно расхаживавшему по столовой. - Что это так мой вопрос разнервничал вас обоих? Странно на людей денежный вопрос влияет все-таки, - Романыч улыбнулся Николаю. - Ну, Яныч-то, понятно, разволновался из-за несогласия с моим расходованием денег. Я ведь, когда от деда наследство получил - было дело, потом как-нибудь расскажу - так вот все деньги на этот домик с причиндалами и потратил. А теперь мучаюсь сомнениями - правильно ли деньги-то эти вложил? Не прогадал ли? Ты у нас бизнесмен, Николай, вот и проконсультируй, а?

Федор заметил, как Николай при упоминании о наследстве еще больше напрягся и в глазах его сверкнула искорка хищного любопытства.

«Вот, волчары-то столичные! На золотую жилу-то как стойка у них отработана! Уши торчком, клыки наготове, в любой момент из глотки кусок выдерут!» - подумал Романыч и решил свернуть разговор. Он почувствовал, что за годы достаточно бесхитростной жизни в тайге расслабился, и теперь на вырвавшееся «А» рано или поздно придется говорить «Б», но тогда уж лучше поздно.

– Ну ладно, не нравится вам философствовать - и не надо. И то правда - чего воду в ступе толочь, когда денег все равно уже нет! - бросил он вслух и отвернулся к окну. - Ты, Николай, ответь тогда на другой вопрос. Если до Владика тебе не с кем добираться - моя компания тебя не побеспокоит ли, если в попутчики напрошусь? Может, я в пути тебе сгожусь на что. Дорогу-то ты все равно плохо знаешь. Так что подумай, потом ответишь, - подвел черту Федор, всем видом своим показывая нежелание продолжения беседы.

- Ну так, если нет денег, о чем вообще может быть разговор? Эти мечты - гаааалимое дело, к желаемому не приближают, а реальную жизнь поганят несбыточными желаниями! – попытался подвести итог разговора Николай.

Успев заметить, что Высокогорный – не любитель пустого трепа, он сообразил, что разговор этот неспроста, но наседать на хозяина не стал, решив, что случай провентилировать его как следует еще представится. Но для этого следует задержаться здесь как можно дольше. Впрочем, тихое и мало кому известное пристанище, пусть временное, сейчас ему было как нельзя на руку.

- Ну, не скажи, Коль! Мечты – двигатель прогресса! – вступил Михаил Янович. - Вот ты человек не бедный сейчас. А когда на флоте по трюмам ползал, разве не мечтал на мостике собственной яхты стоять? Или, когда в кузове грузовика трясся, не думал “ничего, когда-нибудь я буду одной рукой джип вести, другой блондинку с ногами от коренных зубов лапать? И вот сбылось. А иначе так и ползал бы червем земным. Разве не так?

- Так это не мечта – это цель! – отвечал Николай. - Мечта – это белого кита выловить, или там тридцать лимонов грин в наследство получить, – и при этом стрельнул маленькими, глубоко посаженными серыми глазками на Романыча. - Ее исполнение от тебя мало зависит, больше от случая. А случая всю жизнь прождать можно, и что? Зачем такая жизнь? Не будет случая – о чем тебе будет вспомнить и молодым порассказать? Как всю жизнь прождал у моря погоды, вместо того, чтоб палочку с тряпочкой в досочку воткнуть, если уж яхты нет – и вперед… ?

- Ну так мы ужинать будем или московские соловьи баснями кормятся? - как будто ничего не слышав, поинтересовался Романович, раскладывая по тарелкам салат из камчатских крабов с разнообразными овощами. И, водрузив на стол полный графин кедровки:

- Молодой ты еще, Коля, сил в тебе немерено. И видно, что в море не ходил, даром, что на флоте служил. Знаешь, как таких культурно называют? Герой асфальта. А поплавал бы ты, или в тайге пожил с полгодика, да столкнулся со стихией, с природой, нос к носу – понял бы, что не все от тебя зависит. Всякое в жизни может быть…

И добавил, подняв рюмку, как до того Николай:

- Но карабкаться по жизни надо, тут я с тобой согласен. Но запомни: не говори, что крутой – встретишь более крутого. Однако, живы будем – не помрем!

Николай молча улыбнулся, кивнул и вдарил своей рюмкой о хозяйскую.

- Золотые слова твои, Федор Романович! - присоединился Писатель и последовал примеру Николая.

Они выпили и молча принялись за трапезу.

- Ну не перестаю восхищаться твоей кухней! - снова переходя на “ты”, нарушил молчание Николай. - Олешек только утром бегал?

- Ага. Утром я его и взял. Не сезон, но очень уж захотелось гостей свежатинкой побаловать. Раз в год уж ладно… Я их прикармливаю тем более…Ружьишком балуешься? – спросил Федор.

- Это я-то охотник рядом с тобой? Да так, погулять вышел, – скромно улыбнулся Николай.

- Игрушку не покажешь? – тут же воспользовался подготовленным случаем Романыч.

Николай молча вышел из-за стола и открыл свой оружейный футляр, стоя спиной к сотрапезникам и предварительно сделав вид, что возится с замками.

С первого же взгляда диагноз нашего таежника “герой асфальта” подтвердился полностью. Самозарядный карабин Симонова - оружие армейское, но совершенно не охотничье. Да и на автоматику, пусть даже достаточно надежную, в тайге всецело полагаться едва ли стоит. Однако от комментариев Федор воздержался, отметив только, что гость приготовил оружие отнюдь не для тех, кто на четырех ногах. Вместо этого он спросил:

- Хорошо стреляешь?

- Да водили на стрельбище, - все с той же улыбкой, так не вяжущейся с его почти воинственным обликом, ответил Николай.

Этим он несколько расположил к себе Высокогорного, у которого сына никогда не было. В своей бурной жизни наш герой кем только не был – от геолога и матроса до сторожа, прошел огни и воды, а семьи так и не завел. Правда, очень давно и недолго он был женат, но она не выдержала его нелегкого характера и ушла с дочкой, без всяких претензий. Федор не переживал по этому поводу, придя к выводу, что для семейной жизни не создан. Второй и последний раз он увидел свою жену торгующей собой на Курском вокзале, чтобы прокормить предоставленного себе и улице ребенка и мужа-алкоголика. Он набил обоим опухшие лица и увез Изольду в Крым, где тогда работал, сдал в детдом в Феодосии и навещал при любой возможности. Девочка выросла на глазах, радуя его буквально всем и не подавая признаков похода по стопам родителей. А потом уехала учиться в Москву. Прошлой весной ей стукнуло 18. Федор почесал бородку, маскируя улыбку, непроизвольно возникшую при мыслях о дочке. “И правильно” – подумал он. “Не увижу ее этим летом – зато и Колька тоже. Пусть где хочет, клады свои зарывает…А интересно, что у него там? и где оно сейчас? В ящике, скорее всего…тоже мне, капитан Флинт выискался…Заодно и прокачусь…Пять лет океана не видел…А придется грех на душу брать – так хоть ее не впутаю, и Яныча тоже…Хоть и не хочется, парень нормальный…но темнит что-то много. Не охотник он – ежу понятно. Вроде бы и правда торгаш столичный на прогулке. Только что он закапывать вздумал, такие, как он, мусор не зарывают...”

- Ну так, капитан, Вам штурман на борту не нужен? - полушутливо обратился он к Николаю. - До Владика?

- Хороший штурман никогда не помешает – в тон ему ответил Николай, спрятав свое оружие.

- Ну, так завтра с утреца твой трактор готовить к дороге и начнем, – подытожил Романыч, начиная убирать со стола.

- Э, э, господа! - обеспокоенно вступил Михаил Янович. - А меня уже в этом доме в расчет не принимают?

- Ты посмотри, во что тачку друга превратил! Таежник выискался! Я не знаю, как ты из Новосиба сюда добираешься! – оборвал Романыч. – Сиди, книгу свою пиши! Кто давеча жаловался, что из-за меня писанину бросить пришлось?

Котиков обиженно фыркнул совершенно по-кошачьему и убрался в аппаратную.

Николай помог хозяину прибраться, пожелал ему спокойной ночи и отправился спать, думая, что все-таки его мама не была такой уж дурочкой со своей любимой пословицей “что ни делается – все к лучшему”.

“Так дела пойдут – и документы достану, и границу перейду…” – подумал он, проваливаясь в сон, нащупав под подушкой рукоятку “Стечкина”.

***

На рассвете Федора Романовича разбудил скрип давно несмазанной телеги – звук нечастый в этих краях и могущий означать, что в деревне произошло нечто, имеющее место не каждый день.

Он выскочил на балкон и увидел, что его не лучшие предположения оправдались.

Из-за деревьев выбиралась телега, запряженная лошадью, заставляющей вспомнить аналогичное животное, на котором приехал в Париж д’Артаньян. Правила ею знакомая нескладная фигура в замызганных ватнике и ушанке, за спиной которой вырисовывался болтающий ножками еще более знакомый image стриженого мальчишки в свободном джинсовом костюмчике.

- Ежкин кот! – в сердцах выпалил Романыч. - Ну так и знал!

С суетливостью, невесть откуда берущейся всякий раз при таких визитах, он побежал вниз по спускающейся во двор лестнице, потом вдруг обнаружил себя без штанов, вернулся, оделся, и зашлепал босиком к воротам уже через дом.

Перед воротами уже стояла телега. Ее водителя – деревенского ассенизатора по прозвищу Гандошка – не узнать было нелегко.

Это было совершенно не следящее за собой существо неопределенного возраста. Прозвищем он был обязан своему имени - Игуанодон Степанович Перескоков. Если у Федора и была несбыточная мечта, так это посмотреть на Степана Перескокова, наградившего сына таким именем. Откуда появился этот богом и людьми обиженный человек, никто не знал. Просто в одно прекрасное утро на окраине села, чуть поодаль первого сибирского дома Федора, появился шалаш. А днем по всей деревне стал ходить этот человек и говорить всем одно и то же: “Здрасьте, помочь по хозяйству не надо?” и представляясь полным именем, которое тут же переделали в нынешнюю форму. После почти полной утраты скота и смерти пастуха Ивана, старого пьяницы, класс наемных рабочих в деревне исчез. А так как делать работу ассенизатора во все времена обычно желающих находилось мало, за харчи его приспособили его к этому ремеслу. Невзирая на большую странность, в народе называемую все знают как, и внешний вид, свои обязанности Гандошка выполнял блестяще. Он ни с кем не общался, даже почти не разговаривал. Поиздеваться над убогим считал своим долгом каждый, кому было не лень. Деревенская шпана как-то вздумала таскать его на веревке за мотоциклом, но после того, как Федор выбил зубы их главарю прикладом, Гандошку оставили в покое. Купив усадьбу, Федор, как уже было сказано выше, подарил ему дом. Почти всю утварь Гандошка тут же выменял на телегу и коня, и посвящал ему все свое время. Даже от разговоров с Федором и Изольдой он уклонялся и так и жил, служа молчаливым укором людской жестокости.

Стриженый мальчишка, оказавшийся довольно красивой девушкой, соскочил с телеги и бросился Романовичу на шею.

- Изенька… – ласково обнял ее отец.

- Привет, ромашки! – звонко поздоровалась Изольда, сдернула с телеги рюкзачок, помахала Гандошке и побежала в дом.

- Здравствуй, Ганя, – тепло поприветствовал приехавшего Федор Романович. Тот молча кивнул и спросил:

- Не надо чего?

- Нет, не надо, – ответил Федор.

Золотарь стал разворачивать свой экипаж.

- Постой, Ганя! – остановил его Высокогорный, подошел ближе и продолжал, показывая на джип Николая: - Эта машина у вас проезжала?

- Проезжала. Где-то неделю назад. Он у бабы Тани пожил денька два и уехал.

- Ну, ладно, счастливо, – попрощался с сибирским парией Федор, зная, что в дом он не пойдет и разговаривать не будет. Да и приглашать не особенно хотелось – Федор не был чистюлей, но Перескоков побил бы рекорд Вселенной по нечистоплотности.

- Ну, что, отличница, опять экзамены досрочно сдала? - громко, чтобы все слышали, произнес Федор, направляясь вслед за дочкой в дом.

- Познакомься с нашим гостем...- но с порога увидел, как дочку уже окружил вниманием Яныч, усадив ее за стол и поставив перед ней блюда со снедью. Изольда молча ответила Федору веселым взглядом, немедленно начав вгрызаться в жаркое.

Яныч, ловко подливая в стакан Изольды какой-то сок, смотрел на нее обожающим взглядом. Сам он весь взбодрился и, казалось, помолодел от присутствия Изиной молодости.

«Вот петухи, сразу шпорами зацокали! И проснулись как по команде!» Подойдя к столу, краем глаза отметил Федор и Николая возле музыкального центра, с видом эстета рассматривающего коллекцию компакт-дисков. Федор не трогал музыкальный центр и дочкины диски и кассеты, но деньги на музыкальные и видеоновинки Янычу давал.

- Ладно-ладно, кушай, не отвлекайся. Сауна тебе сейчас согреется. Поешь-отдохнешь, а потом и поговорим - Романыч чмокнул дочку в макушку и с ласковой улыбкой добавил: - Комната твоя давно готова к приему...принцесса стриженая.

И в сторону гостей, заметно оживившись:

- Вы тут не очень-то на ребенка наседайте…Ты, Николай, поставь Изольде послушать из классики что-нибудь…

- Сен-Санса, Рондо каприччиозо, девятая на диске, - встрял Яныч и приосанился.

- И погромче, - как бы и не слыша его реплики, продолжал Федор, - Чтобы от вашего глухариного токования не устала сразу.

Романыч с ехидцей взглянул на переглянувшихся Николая и Михаила, снял с крючка в углу рабочий комбинезон и направился в гараж.

- Хозяин, двигатель перебирать будем? - шутливо крикнул Федор Николаю уже из-за порога. – Торопись - пока не стемнело, фронт работ определить надо.

Роясь в "сидюках", ориентирующийся в музыке, особенно классической, куда хуже, чем в машинах и оружии, Николай наткнулся на диск Земфиры и мгновенно сориентировался по первым словам Изольды.

Скрип открывающихся ворот гаража потонул в волнах музыки, выкатывавшихся из распахнутого окна столовой.

"...Ты не такой, как все, ты не любишь дискотеки..." - ворвалось во двор и разлетелось в утреннюю тишину тайги. - Нашли общий язык! - поморщился Романыч. - Пошел процесс! Ну, я ему еще вставлю, чтоб старших слушался! Окольцованный, ежкин кот! - продолжал он бурчать больше по привычке, собирая инструменты. Вырыть яму в гараже он до сих пор не удосужился, так как надежная техника ломалась считанное количество раз, и обходился горкой на улице, благо радикулит, ревматизм и разные "прелести среднего и старшего возраста" до сих пор откладывали свой визит.

Отнеся инструмент к горке - небольшому естественному бугру в конце поляны со специально выкопанной перед ним ямкой, Романыч пошел в дом с твердым намерением переключить Николая на работу с машиной. А в том, что понадобится переключать в полном смысле слова, у него не было никаких сомнений, во взгляде Николая на Изольду он узнал себя в его возрасте. Да и позавтракать остатками вчерашней роскоши не мешало.

- А я девочка с плеером, - подпевала музыке Изольда с полным ртом, слегка пританцовывая сидя и уминая отцову стряпню в хорошем темпе.

Николай сел напротив и тоже принялся за еду, однако темп благодаря присутствию новой гостьи был существенно ниже.

При ближайшем рассмотрении Изольда оказалась очень похожей на Шерон Стоун, какой она вполне могла быть близко к 20 годам, только гораздо живее, веселее и без малейшего намека на стервозность.

"Короче, полная противоположность Маринке...причем в персональных массажистах и шейпинг-клубах далеко не нуждается...и не будет еще долго, гораздо дольше, чем она...жаль, речки нет, а то бы оценил как следует...в этой сантехнической джинсе и беременность не заметишь..." - думал Николай.

- Вы Николай, да? - прервала классические мужские мысли Изольда.

- Да, только почему на "ты", я ж тебе в отцы вроде не гожусь, - попер вперед на прямой передаче наш москвич. - А тебя как?

- Изольда, разве дед не рассказывал? - ответила девушка и в свою очередь оценивающе посмотрела на Николая, без тени застенчивости, и явно ожидая банального комплимента по поводу своего имени. Но Николай не любил затверженных оборотов.

- Нет, не рассказывал. Получился сюрприз. Самый приятный из всех. А то уже три недели машиной не самые приятные сюрпризы по нашим славным дорогам собираю.

- Я догадалась, что это Ваш джип, - решила до поры-до времени держать дистанцию Изольда. - Издалека идете?

- От самой столицы.

Изольда присвистнула.

- И один?

Николай принялся плести сказку о трех джипах и пяти друзьях, которых хватило только до Ёбурга. Изольда внимательно слушала.

- Запад есть Запад, Восток есть Восток... - вклинился Писатель.

Николай стрельнул в него взглядом.

- И..и...эээ... - осекся Михаил Янович.

Последний раз на него так смотрели три года назад. В пустынном подземном переходе через улицу Марксистскую, когда он после полуночи возвращался домой, всласть поразвлекшись с "индивидуалками", какая-то лапа бесцеремонно вцепилась ему в плечо и втащила в "кармашек", в каких обычно висят телефоны. Припертый к стене, в следующую секунду он увидел перед собой лезвие ножа, а за ним нечто, замотанное бинтами, из которых были видны глаза. Эти глаза смотрели на него, как на таракана, которого можно раздавить, а можно и просто оставить без внимания, глаза человека, который видит других людей некими трехмерными изображениями, которые ему убрать - что телевизор выключить...Сколько он так простоял - ему не было известно, а когда пришел в себя, в руке был только его же раскрытый бумажник с несколькими мелкими купюрами и документами, исчезла только десятидолларовая купюра, оставшаяся после развлечений от сотни...Потом он часто рассказывал в разных компаниях этот эпизод, представляя его сказкой о благородном грабителе, смеялся с видом "где только наша не пропадала", а потом покрывался холодным потом, чувствуя, что тогда его жизнь зависела не от недостатка той или иной суммы денег у бандита и уж тем более не от его благородства, а просто от настроения. Было бы оно плохое, остался бы Котиков в переходе с перерезанным горлом.

Яныч не нашел ничего лучшего, как торопливо доесть, сказать "приятного аппетита, молодые люди" и снова засесть за компьютер.

- Что ж Вы нас так скоро покидаете, Михаил Янович? - мило прощебетала Изольда.

- Да мысли тут появились, по поводу книги, - прозвучал его голос из-под лестницы, из-за ожесточенного перестука клавиш.

- Все пишете, пишете, когда же почитать уже дадите? - кокетничала девушка.

Николай усмехнулся и сказал:

- На свадьбу сборник подарит.

Изольда хихикнула.

- Коль вдохновение пришло - бросай дела, и за перо! Это Пушкин сказал, - отозвался Яныч.

- Коль! Вдохновение пришло! Бросай перо, и за дела! Это я сказал! - в арке появился хозяин. - Познакомились уже? Вот и славно. В обед почирикаете. Николай, уговор дороже денег. Пошли, посмотрим твою фуру, пока на ней хозяин по малину не уехал.

Николай громко захохотал, понимая, кого тот имеет в виду.

- Вот он ее и посмотрит, тем более, что у него четыре лапы! - встав, тем не менее, из-за стола, и собирая посуду.

- Да я уберу! - встряла Изольда, выхватив у него тарелку и проворно сгребая сервировку на столик.

- Спасибо, Изольда, - улыбнулся Николай слегка подпорченной остатками трапезы голливудской улыбкой и направился к выходу.

Романыч последовал за ним, но у самой двери обернулся и позвал:

- Изя!

- А? - дернула дочка скульптурной головкой на лебединой шейке, форму которой идеально подчеркивал очень короткий золотой ежик.

- Ты это...того! - погрозил пальцем отец.

- Чего "того"?

- Того! Банька тебя ждет! А потом обедом займись, москвичка ты моя! - буркнул Федор и заторопился за Николаем.

Привычная к на первый взгляд необъяснимым резким переменам в настроении отца Изольда все поняла, но даже не отреагировала и продолжала хозяйничать.

Громко хлопнув калиткой, Романыч подошел к джипу. Николай натягивал грязный камуфляж, в котором приехал, прямо на голое тело.

- Ну, куда телегу загонять? – спросил он, закрыв заднюю дверь.

Федор молча махнул рукой в направлении горки. Николай почесал начавшую отрастать светлую щетину и спросил:

- Как тебе удобнее смотреть будет? - Мысли Федора он не понял и надеялся сориентироваться по его ответу.

- А у тебя какая не в порядке, передняя или задняя? - рассеянно отозвался Федор, занятый мыслями, к ремонту никакого отношения не имевшими.

– По-моему, обе надо смотреть. Я тогда передком подам, – сказал Николай уже из салона.

Федор медленно пошел к горке. Он думал, что ситуация стала сильно смахивать на загадку про волка, козу и капусту. Теперь, когда дочка реально приехала, ему меньше всего хотелось оставлять ее в тайге одну. Писатель при стычках был скорее помехой, чем подмогой, тем более что Романыч сам научил дочку элементарному обращению с ружьем в первый свой приезд. Оружия она не любила, но пугнуть кого-нибудь и умотать на его пикапчике при случае смогла бы – по крайней мере, он надеялся, что в боевой обстановке его уроки и навыки ранней самостоятельной жизни даром не пропадут.

«Тут тайга, всяко-разно может быть…Никуда я не поеду, пока она здесь… Да и Коля особо в свой Владик не рвется…ну и пускай себе отдыхает... Посмотрю еще, что у него там окажется за ремонт, и какой он сам в машинах мастер…Если валенок он в этом деле, просто разберу полмашины и до самого Изькиного отъезда ремонтировать буду…А ну как он с ней вздумает…Ну и получит по морде, с нее станется…а на край мало ли что, автосервис дело опасное, бывает, домкрат сломается, а хозяин под машиной…»

Еще улыбаясь последней мысли, Романыч остановился у горки.

Сзади взревел могучий мотор, и огромный автомобиль медленно покатился к горке. Романыч отбежал и присел на корточки, чтобы следить за передними колесами. Профиль Николая в открытом окне напоминал кадры документального фильма о танковом сражении под Прохоровкой. Toyota медленно миновала ямку и поползла вверх по горке…

- Хороооош! – подпрыгнув, заорал Романыч, и замахал руками.

Джип резко остановился, передними колесами на самой верхушке.

«Ишь ты, не сел на брюхо! Умеет!»

Федор одобрительно показал большой палец спрыгнувшему на землю Николаю. Тот улыбнулся, подмигнул, выключил мотор, и оба полезли под брюхо машины.

***

Красна девица Изольда Высокогорная, красная в прямом смысле этого слова, смотрела дневное повторение «Секретных материалов», развалившись на диване в комнате отдыха дедовой бани и потягивая через соломинку ледяной ананасовый сок.

Однако предмет ее мыслей в данный момент не бегал по просторам Америки на экране телевизора, а копошился под машиной и помогал ее деду, догадка которого об автослесарных навыках гостя подтвердилась на 101%.

С одной стороны, внешне Николай очень напоминал «паацаааанов», любящих в таких же иномарках дежурить возле ее детдома, а потом и университета, и звать красивых девушек «покататься», вкручивая обвешанными золотом пальцами невидимые лампочки или жонглируя сотовыми телефонами. Даже если бы две ее подруги не пропали без вести, приняв такие предложения, она все равно все так же не замечала бы их. Но с Николаем, чувствовала она, все не так просто. Была в его глазах, помимо естественного мужского интереса, восхищения ее внешними данными и одобрения веселого нрава, какая-то затаенная тоска. Глаза одинокого волка с не однажды пробитой картечью и зубами шкурой, который и рад бы куда-нибудь, к кому-нибудь прибиться, а не знает иного состояния, кроме бега и боя.

«Такой насиловать не будет, скорее, сам насильнику имущество отрежет, если встретит» - подумалось Изольде. Она выключила телевизор, надела халатик и побежала в дом, выполнять отцово распоряжение насчет обеда.

***

Грязные, как донецкие шахтеры, Федор и Николай выползли из-под машины.

- Ты, Коля, Гоголя помнишь? – спросил Романыч, шаря по карманам комбинезона.

- А? – не поняв, отозвался тот, промакивая платком длинную царапину на руке.

- Про колесо. «До Москвы довезет? Не довезет»…Сигарету дай, не хочу мазутом трубку поганить…

Николай не любил сигарет, но пачку Marlboro всегда при себе имел.

Спустив с плеч комбинезон, Романыч уселся на травку, привалившись спиной к горке и подставив телеса солнышку первого летнего дня. Сложением он был заметно плотнее Николая, который тут же последовал его примеру.

Какое-то время они курили молча. Наконец Николай спросил:

- Кранты подвеске?

- Зачем кранты? Перебрать и влегкую до Владика дойдет, – беспечно откликнулся Федор, как будто речь шла о замене колеса.

- Емае, зимовать тут, что ли? - отреагировал Николай, больше по своей манере разговаривать с работниками автосервиса.

- А ты что, торопишься? Отпуск кончается?

- Неа, я сам себе отпускные выписываю, – хохотнул Николай, блаженно потягиваясь на солнце. - Вот активный отдых тебе и будет. А то, небось, ручками ничего тяжелее кошелька в Москве своей и не поднимаешь, хе-хе…

- А нафиг? Там сервис есть…

- Слушай, моряк, – резко приподнявшись на локте, начал Федор давно задуманный разговор. - А что это наколки твои не морские?

- А эта? – ткнул наш путешественник в изображение корабля.

- И эта. Это наколка вора-гастролера, или за побег. Я тут всякого насмотрелся, давно живу. Я тебя не подлавливаю, просто знать хочу, с кем под одной крышей сплю, – уставился на Николая Федор, как нацелил обрез.

Тот спокойно ответил, лежа с полузакрытыми глазами и заложив руки за голову, с виду в совершенной расслабухе: - Да? Не знал. Что розу колют на 18 лет – знал. Тогда и сделана. А остальные после службы уже. Так, по молодости. Ни к чему это, конечно, да хоть красиво. Не сдирать же теперь, чтоб на прокаженного похожим ходить… А кораблик-то в масть пришелся. Побег, говоришь? Так я и есть заяц-выбегаец, вон куда выбежал…

- Нда? - недоверчиво буркнул наш следователь.

- Да я ж рассказывал…- Николай еще немного помолчал, потом посмотрел на руку и сказал:

- Не останавливается. Пойду залеплю. Заодно и попью. Тебе чего принести?

- Захочу - сам попью, – ответил Федор, заваливаясь в исходное положение.

Николай поднялся и направился к дому.

Войдя в дом, он сразу же услышал:

- Михал Яныч, ну сколько можно уже?

- Изенька, но я же работаю!

- А кто сказал «через полчаса?» Уже сорок минут прошло! Уговор дороже денег!

(«Истинная представительница фамилии» – нежно подумал Николай. «Звонкая девочка») Изольда сразу понравилась ему.

- Идите лучше есть! А то Reset нажму! – не унимался девичий голосок.

- Не пойду, мужики обидятся, что я без них ем!

- А иначе я обижусь! Думать надо, когда обещаешь!

- Нет, дедушка твой неправильно тебя называет. Не с начала надо, а с конца. Ты не Изя, ты – Льдинка… – и из аппаратной выбрался обиженный Михаил Янович. Прижимая к себе охапки распечаток, он поплелся наверх.

Николай помыл руки, напился прямо из умывальника пригоршней и стал искать аптечку.

- Что потеряли?

Копающийся в ящике на уровне колен Николай увидел углом глаза, сантиметрах в десяти, ножки, могущие украсить любой конкурс красоты. Выше имел место короткий розовый халатик, довольно-таки распахнутый и плохо скрывавший прелести изящной спортивной фигурки.

Николай встал.

Изольда была ему по плечо, украшений не носила, кроме тоненькой золотой цепочки с крестиком и золотых колечек в ушках. Подарок Марины Николай незаметно под столом переодел на указательный палец, как только увидел очаровательную гостью.

- Руку порезал, аптечку ищу, – ответил он.

- Ну-ка покажи, – сказала девушка таким тоном, как если бы разговаривала с давно знакомым.

Он протянул ей правую руку тыльной стороной вверх. На ней красовалась довольно длинная, но неглубокая царапина, кровь уже остановилась.

Изольда взяла руку Николая и повернула к свету.

- И это - порезался? Даа, - протянула она. - Таких не берут в космонавты. И в Camel Trophy тоже. Крови боишься, что ли?

- Чего ее бояться, - грубовато ответил Николай, отвернувшись к окну. Прикосновение юной свежей девушки, каких ему так и не удалось познать, слегка вывело его из равновесия. Но, тут же овладев собой, он улыбнулся ей и вполголоса пропел:

- Буйная кровь просится на волю, буйная кровь просится наружу, просится - так выпусти, пусть себе играет, просится - так выпусти, пусть себе течет...

- Ну и песни! Сам сочиняешь? - улыбнулась в ответ Изольда.

- Да нет, это "Гражданка"...но ты ведь, наверное, такое не слушаешь?

- Даа, ты знаешь, я просто облысела...ой…хи-хи...

Оба засмеялись, и она продолжала:

- ...когда ты Земфиру поставил. Как угадал, что моя любимая?

- А ты поздоровалась "привет, ромашки"!

- Ну ты боец невидимого фронта! А почему ты лысый?

- Я не лысый, я бритый.

- Летняя прическа, тепло и гигиенично? хи-хи-хи...

Неожиданно она поймала себя на том, что гладит его по руке. - Трееещинка... - ласково пропела Изольда, склонив головку набок. - Поцарапался мальчик бееедненький...Сколько тебе лет?...Старикааааааашечка...хи-хи... - и тут же сменила курс на 90 градусов:

- Тайга не заразная. Йодом помазать, и за работу!

Тут же неведомо откуда появилась аптечка.

- Да я йода не переношу, - признался Николай. - Зеленкой лучше, или спиртом, если не жалко.

- Спиииртом...Ты не в Москве! Буду я батины запасы на кошачьи царапины переводить! Он не похвалит! Кстати, как он тебе?

- Нормальный дядька, доброжелательный, сейчас таких мало...

Изольда протерла руку Николая спиртом, смазала марганцовкой и залепила пластырем. Глядя на ее расторопные действия, Николай не удержался от банального комплимента:

- Тебе бы врачом быть.

- А я им и буду – Первый мед, на второй курс пошла. А по ночам в аптеке сижу. А ты кто? - отозвалась Изольда.

- А я в бизнесе. В свободном плавании среди акул...Вот решил отдохнуть, по стране походить... А там видно будет. Я как Крокодил Данди, - подстроился на ходу Николай, усевшись на табуретку рядом с плитой.

- Ну нагуляешься ты, деньги кончатся, что делать будешь? - критично вопросила юная сестра милосердия.

- Да мало ли их, занятий. Предлагали охранником в казино. Не будет других мыслей - созвонюсь с этим господином, отдыхает он сейчас тоже...Вообще лето - мертвый сезон в этом плане, в Москве особенно... - затянул Николай. Изольда охотно стала поддерживать тему столичной жизни.

***

Лежа на солнцепеке, Федор Романович блаженно прикрыл глаза и повернул лицо навстречу светилу. Сквозь закрытые веки он ощутил сначала яркий холодный свет, затем фиолетовый и, наконец, долгожданный пурпур заполнил все пространство перед внутренним взором Федора.

С наслаждением испытывая легкое жжение кожи от жара солнца снаружи" и прохладную теплоту яркого пурпурного света "изнутри", Федор унесся в воспоминания.

Он работал «тогда» на нефтебазе во Владике, заполняя сотни и сотни металлических бочек бензином и солярой. Бочки затем грузили на суда и отправляли в Магадан и на Север.

Особенно запомнились работа жарким летом. Запах раскаленного железа от тысяч пустых бочек, ждущих в высоких штабелях своей очереди на заправку, и запахи паров нефтепродуктов окружали молодого Федора, держащего шланг возле горловины очередной бочки. На слух определяя заполнение бочки, Федор иногда отвлекался и тогда бензиновый фонтан покрывал его обнаженный торс радужными подтеками. Бензин тут же испарялся под лучами солнца, оставляя на коже бурые и грязноватые пятна, которые потом с трудом оттирались в душевой. В особо же знойные дни такой неаккуратный фонтан из нефтепродуктов оставлял на коже серьезные ожоги. Когда такое замечал начальник смены, Федор оставался без дневного заработка.

Мысль перескользнула с воспоминаний физических ощущений молодости на эмоциональные переживания тех лет.

«Даааа...Владик..Владик.» - Романыч перевернулся, подставив солнцу спину, достал из пачки, оставленной Николаем, новую сигарету, закурил и снова унесся мыслями в воспоминания, уткнувшись подбородком в ладони.

Докурив, он не спеша поднялся и направился в дом.

***

Как Федор и ожидал, на кухне шло сближение молодых людей в хорошем темпе, причем, судя по взгляду Изольды на Николая, шансы того были довольно велики.

- Так-так! - грозно произнес Федор, неслышно материализовавшись в арке.

Парочка синхронно вздрогнула и обернулась.

- Все руку лечим? А как насчет ужина? – уставился Романыч на дочку.

- Давно уже готов! Сколько можно разогревать? Можно подумать, что ваша машина куда-то денется! – контратаковала Изольда, которой, очевидно, жизнь твердо преподала принцип “лучшая защита – нападение”.

- Разогреешь, не треснешь, - сурово оборвал отец. - И штаны надень!

Изольда фыркнула на манер рассерженной кошки и принялась нагружать сервировочный столик.

- Ну, как рана страшная? – обратился Романыч к Николаю.

- Да вот стараниями дочки твоей спасен от столбняка и заражения крови. Хороший врач из нее получится, – заулыбался Николай.

Изольда хихикнула и слегка порозовела под цвет халатика. - А что бы ни получилось, лишь бы человек был порядочный. Не как некоторые, которые при живой жене ни одной юбки не пропускают, особенно короткой! – прозвучал сталью голос Высокогорного.

- Я таких не знаю и не уважаю, – совершенно спокойно отвечал Николай. - Сам я разошелся, разве я не говорил вчера за ужином?

- Да? И давно? – вполне предсказуемо влезла Изольда.

- Ну, недавно…Все узнаешь в свое время. И вообще, позову-ка я Писателя к обеду, а то хозяюшке нашей опять разогревать придется – и с этими словами Николай направился из кухни.

Романыч посторонился, пропуская его и пристроившуюся в кильватер дочку со столиком, и пошел мыть руки, недовольно буркнув напоследок: “В сибирский монастырь с московским уставом не ходят!”

***

Николай поднялся на второй этаж. Уже в коридоре ему послышался звон гитары и негромкое пение. Сориентировавшись по звуку, он открыл соседнюю со своей дверь.

В точно так же обставленной комнате на разворошенной кровати сидел Михаил Янович, бренчал на гитаре и грустно напевал:

- …затопить свой усталый корабль,

Но разве выскажешь ли все это в несколько слов,

Когда снятся в кильватере чайки?

На компасе норд-вест, тридцать восемь узлов,

И все сверкает – от пушки до гайки…

Николай сел на стул рядом с кроватью и обнаружил, что Михаил Янович нетрезв. Но на сей раз даже мысли возмутиться или пошутить по этому поводу не пришло в бритую голову нашего странника, который любил авторскую песню, а вот музыкальных способностей был напрочь лишен, и даже слегка завидовал тем, кто умел играть на гитаре.

Котиков протянул гитару визитеру. Николай отрицательно мотнул головой. Опять же молча Писатель сделал жест в направлении стола, на котором стояла полупустая бутылка “Гжелки” и открытая банка шпрот на газете, рядом с караваем хлеба и луковицей, определенно из неперемещенных в холодильник дорожных запасов.

Песни под гитару всегда навевали на Николая грусть. Он поискал стакан, не обнаружил его, и отхлебнул прямо из бутылки. Горло обожгло, и водочный ком покатился в желудок. Николай запил маслом прямо из шпротной банки и протянул бутылку и закуску Михаилу. Тот благодарственно кивнул, повторил те же действия и завел новую песню:

- Я выселен с Арбата…

Окуджаву Николай терпеть не мог, но дослушал до конца, после чего попросил:

- Миш, а спой эту…Я мальчишка, беспризорник , голь и сирота…

-…Революционный сын своей страны босой… - подхватил Яныч.

- Дайте медный грошик,

Господин хороший,

Вам вернется рубль золотой..ой-ой-ой… – запели они дуэтом – потомственный столичный литератор и сын шофера и медсестры, внук врача рижского военного госпиталя, попавшего под раздачу по известному делу в 1952 году и высланного под Архангельск лепилой на зону.

На середине пятой песни и второй бутылки в дверь вошла Изольда. Штаны она надела, но это были кожаные брючки, весьма тесно обтягивающие все ее соблазнительные выпуклости. Того же стиля придерживался топик под цвет волос. Сантиметров пять роста ей прибавляли босоножки на платформе.

- Так-так! – до ужаса напоминая отца, начала таежная прелестница. - Значит, запеваем и запиваем! А ну марш за стол!

- Да лааанааа… – начал основательно хмельной Яныч. - Ну поссиди и ты с нами…как прриятно видеть молодежжжжжж…

Николай, больше двух раз не приложившийся, встал и сказал: - Яныч, и правда харэ. Пошли, посидим по-нормальному. Хозяин кедровки своей накапает – нормально будет. А то что мы тут, в самом деле, как в общаге.

Яныч отложил гитару, грузно слез с кровати и пошлепал в требуемом направлении босиком, в довольно расхристанном виде.

Николай и Изольда переглянулись и прыснули. Проходя мимо нее в дверь, он обнаружил совсем неплохо наложенный макияж, и поймал обещающий взгляд больших карих глаз.

- У тебя очаровательные глазки, просто как вишенки… - вырвалось у него само по себе.

- Иди давай! – с плохо деланным раздражением, в котором угадывалось безошибочное попадание комплимента в десятку, сказала Изольда и довольно сильно подтолкнула Николая в спину.

***

Романыч сидел за столом, поигрывал вилкой и мрачно думал о Николае и дочке, в развитии дальнейших событий он уже почти не сомневался. При виде спустившейся к столу троицы, особенно нового имиджа Изольды, все сомнения рассеялись.

- Вы что там, квасить вздумали? – рявкнул он на Николая и Михаила. - Курортники, понимаешь! Один водку жрет не просыхая, другая штукатурку сантиметрами накладывает, третий…

- Это “творческий процесс” называется, - прервал Николай, подталкивая Яныча по направлению кухни.

Изольда захихикала и начала раскладывать еду по тарелкам.

Обед начался в полном молчании.

Неожиданно чуткое ухо Высокогорного уловило звук совершенно не таежного происхождения. “Да нет, не может быть…Ежкин кот!” – подумал он. Не подавая вида, встал из-за стола и сказал:

- А не выпить ли нам по рюмочке?

- Ну а как же, за приезд! - не замедлил выступить Михаил, чего, впрочем, от него и следовало ожидать.

- Угу, – с полным ртом кивнул Николай.

Романыч встал и вышел на кухню. Глянул в окно – так и есть, к дому уже подползали две машины. Не требовалось большого ума, чтобы опознать джипы Pajero, а также сообразить, что рассекать на них по тайге могут либо редко встречающиеся богатые искатели приключений, либо профессиональные охотники за медвежьей желчью и тому подобными дарами природы, либо…

Машины были уже на полянке.

Николай встал и сказал: “У меня к столу кое-что есть. Сейчас принесу. Изольда, не поможешь мне?

- Приехал кто-то… – сказала та, хотя это и так было очевидно.

На улице захлопали дверцы машин.

Романыч понял, что ничего хорошего от этого визита ждать не стоит. Единственными средствами транспорта, имевшими сюда доступ, были телега Гани и “Нива”, которую одалживал у своего новосибирского друга и собрата по перу Котиков, а Кузьмич со товарищи передвигались на своих двоих и реже верхом. Он вышел из кухни, скрывая враз охватившее его волнение, и сказал:

- Изя, и правда, сходи с Николаем.

Изольда только открыла рот, чтобы возразить, но тут же осеклась, наткнувшись на взгляд отца, который только что не сверкнул, как сталь финского ножа. Почувствовав на своем запястье вежливое, но твердое пожатие Николая, она подняла глаза и увидела по его лицу, что здесь что-то вот-вот должно произойти, и видавшие виды мужчины понимают друг друга без слов.

В ворота громко постучали кулаком.

- Пойду, открою, – полез из-за стола Михаил Янович.

Романыч перехватил его за локоть у самой двери и тихим, но внятным и не допускающим возражений тоном произнес:

- А ну дуй в мою комнату и открой шкаф. Я тебя позову. - И для верности нажал на нерв.

Яныч ойкнул и опрометью загрохотал наверх, потирая локоть.

- Ха-зя-ин! – послышался с улицы развязный молодой голос. В ворота постучали еще раз, уже дольше и сильнее.

Николай посмотрел в окно. Возле перегородивших улицу джипов крутили стрижеными головами трое парней в одинаковых кожаных куртках.

- Да что тут проис… – начала Изольда.

Увидев в руках одного из приехавших блеск, не оставлявший никакого сомнения в своем происхождении, Николай подхватил ее на руки и ринулся вверх по лестице.

Она вскрикнула и попыталась вырваться.

- Тихо ты! Тут тебе не Москва! Слушайся меня и не рыпайся, а то нас здесь положат всех! – прошипел Николай сквозь зубы.

Двумя тигриными прыжками он преодолел лестницу и ворвался на второй этаж.

В ворота забарабанили уже совершенно бесцеремонно, явно ногами. Загудел автомобильный сигнал на манер любимого мотива болельщиков “Спартака”.

Увидев прилипшую к окну харю – иначе назвать ЭТО ни у кого язык не повернулся бы – Романыч задернул занавеску, за чем сразу же последовала матерная брань и долбежка кулаком в окно. В калитку ударили так, что она чуть не вылетела, и к артисту нецензурного разговорного жанра присоединился второй, в выражениях того же характера.

- Мудаки! Машиной надо! – перекрыл их третий.

Николай поставил Изольду на пол у двери своей комнаты, открыл дверь и так впихнул ее внутрь, что она прямо с порога очутилась на кровати. Он молниеносно достал из футляра карабин, а из сумки – бронежилет и “лифчик” с кобурой и обоймами для пистолета, которые тут же оказались на нем.

- Бандиты? – задала совершенно лишний вопрос испуганная Изольда, сжавшаяся на кровати, обхватив подушку. - Ты тоже бандит? Они за тобой?

“Я не знаю, кто это и за чем, но тут тайга, когда к тебе такие гости приходят, делать надо только одно, – ответил Николай, засовывая в кобуру выхваченный из-под матраса “Стечкин” и ссыпая в карманы жилета патроны для карабина.

В дверь просунулись испуганное лицо Михаила Яновича и ружейный ствол.

- Миша, встань у окна, да не высовывайся, и как только палить начнут – выбей окно и стрельни, куда попало, хоть в воздух. Понял? – тоном полевого командира перед боем, абсолютно владеющего ситуацией, распорядился Николай.

- Понял, – механически ответил Писатель и опустился на колени на пол у окна, втянув голову в плечи.

Николай понял, что в бою толку от Яныча мало, и протянул Изольде карабин. - «Калашникову» обучали в школе? Так вот это, считай, то же самое. Кто в дверь войдет – сразу же стреляй.

- А если ты? – спросила девушка, схватив карабин.

- А меня не убьешь, дьяволу не нужна моя душа, она гореть не сможет и в аду! – с улыбкой, более похожей на волчий оскал, подмигнул ей Николай и выскочил в дверь.

***

Федор Романович протянул руку в угол и дернул потайной рычажок. Со щелчком панель деревянной отделки стены отскочила, и в руках Федора оказалась его любимица. Он перекинул через плечо патронташ и осторожно выглянул в открытую дверь, прикрываясь косяком.

На улице взревел мотор, через минуту раздался страшный удар. В распахнувшиеся ворота влетел один из приехавших джипов и затормозил, заглохнув при этом. Левая задняя дверца тут же распахнулась.

Федор вскинул винтовку, и один из непрошеных гостей только успел ступить на землю, как влетел обратно, нашпигованный волчьей картечью. Тут же короткая очередь разнесла стекло двери водителя, и стриженая голова того исчезла неизвестно куда, зато все остальные стекла получили непрозрачную красную тонировку.

Федор тут же дал вторую очередь по показавшемуся в воротах бандиту, но тот отскочил назад, и все пули достались “трактору” Николая.

Со второго этажа послышался звон стекол, и сразу последовали два выстрела. Федор узнал голос своей старой вертикалки, и тут же – знакомый звук автоматов Калашникова, как если бы кто-то блевал зеленым горошком в оцинкованное ведро. Он выбрался наружу. Прикрываясь дверью и крыльцом, осмотрелся – нет, сзади еще не обошли – и поспешил к воротам вдоль стены, затем вдоль забора, на ходу перезаряжая оружие и приговаривая: “Ну Коля, удружил, привел-таки друзей, и развальцую же я ему жопу, если живы будем…”

***

Николай подбежал к балконной двери с пистолетом наготове и осторожно вышел на балкон, опустившись при этом на четвереньки и выглядывая между перил. Никого не было видно. Он переместился к углу дома, приподнялся и увидел, как один из джипов резко взял с места и помчался в направлении ворот, а за ним, как автоматчик за танком, побежал один из бандитов. Он услышал удар, ружейный дуплет и автоматные очереди.

“Воюет папаша” – подумал Николай. “Ну и мне пора”

Раздался звон стекла и еще два ружейных выстрела из дома, пробивших лобовое стекло и крышу оставшегося джипа. Стоявшие возле него с автоматами в руках, вначале нисколько не прячась, бандиты мгновенно принялись отстреливаться длинными очередями, прижимаясь к машине. Вытянув руку со “Стечкиным” и переведя того на автоматический огонь, Николай дождался, пока ближайший к нему налетчик попадет на мушку при отходе с намерением встать за машину и прикрыться от огня из дома. За машиной он оказался, но уже корчась на земле с почти оторванной головой, щедро орошая траву фонтанами ярко-алой крови.

Второй бандит тут же выстрелил по направлению Николая. В полуметре от балкона просвистела пуля. У того явно кончились патроны, он тут же нырнул за машину и вторая очередь “Стечкина” ушла в тайгу.

Снизу послышалась возня, стон и взрыв матерной брани.

- А ну лезь, блядь такая! – раздался второй голос.

- Хуй тебе! Там колючка! И сверху шмаляют!

Николай перевел пистолет на одиночную стрельбу, отошел назад, так, чтобы не быть замеченным от машин, и выглянул через перила. Наш предусмотрительный хозяин укрепил поверх двухметрового забора раму с колючей проволокой. Сейчас на нее набросили кожаную куртку, потом еще одну, но лезть явно уже не спешили.

- Кока! Кока! – позвали снизу.

Так как балкон шел вокруг всего дома, находящиеся под забором и Николай не могли видеть друг друга. Он вернулся на прежнее место и увидел высовывающегося на зов из-за джипа бандита. Тот тоже увидел Николая и тут же пополз назад от града посыпавшихся пуль. Внизу раздался звон разбиваемых стекол.

***

Стало тихо.

Романыч приблизился к воротам и услышал тяжелое, хриплое дыхание по ту сторону забора.

“Терминаторы сопливые” – подумал Федор.

Он немного отошел в направлении двора и послал несколько очередей прямо сквозь доски. С пяти сантиметров противостоять М16 может разве что танковая броня.

Осторожно выглянув из ворот, Романыч увидел уже закончившего дрыгать ногами бандита в метре от себя. За вторым джипом прятался еще один, которого почти не было видно.

“Ну-ну, вроде все еще на улице, подождем…” – подумал Федор.

Долго ждать не пришлось – с балкона раздались пистолетные выстрелы (“ну так и есть, пистолетом парень работает, точно у него чего только нет…А почему не карабином?”) и из-за машины показалась задница. Грех было упускать такой случай. Федор выстрелил.

Немедленно последовал дикий вопль:

- Аааа! Не надо! Не хочу! Не убивайте меня! Аааа!!!

Федор Романович последний раз убедился, что тыл чист, и пошел в атаку. Он подбежал к углу дома – забор начинался в полуметре от угла, а не образовывал одну линию со стенкой. Взгляд его вонзился в пытающегося выбить окно бандита одновременно с зарядом картечи. Тот отлетел на метр и свалил наблюдающего за балконом коллегу. С балкона грянули четыре выстрела, и бесформенная куча в окровавленных ошметках спортивных костюмов осталась лежать посреди улицы.

Федор подошел к ним – мертвы – затем перевел взгляд на балкон. Там уже никого не было. Крайнее слева окно было выбито автоматным огнем.

“Ну надо же, писатель за оружие взялся, похоже…Или Изька?” – подумал Романыч. Он перезарядил оружие и огляделся. Из-за джипа в сторону леса полз последний из нападавших, причем ноги его волочились по земле.

- Приехали, – сказал Федор, ткнув его стволом в стриженый затылок.

- Не надо! Не убивайте меня! Ыыы… – заныл, размазывая слезы, сопли и кровь, совсем еще молодой парень.

- Заткнись! - Романыч придавил орущего чуть сильнее, одновременно оценив раны на его ногах и спине. Не требовалось высшего медицинского образования, чтобы установить, что перебит позвоночник. Заниматься бинтованием раненого не было ни времени, ни желания, ни особого смысла.

Федор присел на колено и замер, прислушиваясь к шорохам. Кроме шёпота леса, стрёкота замолкнувших на время кузнечиков и размеренного глухого биения своего сердца Федор ничего не услышал.

Замерший в страхе близко лежащий чужак источал кисловатый запах.

***

Вцепившись в карабин мертвой хваткой и нацелив его на дверь, Изольда замерла на кровати, вжавшись в подушку, как будто она могла защитить ее со спины.

Писатель подполз совсем близко к окну, некоторое время посидел в позе зародыша, прислушиваясь к “выступлениям” нежданных гостей. Но довольно скоро то ли выпитая водка, то ли профессиональное любопытство взяли верх. Он приподнялся и выглянул поверх подоконника. Тут раздался высадивший ворота удар и началась стрельба.

Котиков инстинктивно кинулся на пол, но тут же был как плетью огрет воплем Изольды:

- Тебе что сказано было?! Стреляй! Мужик ты или нет?!!!

Крик привел в чувство и саму Изольду, и Михаила. Он подскочил, как-то нелепо с размаху ткнул в окно стволами ружья – посыпались разбитые стекла – дважды выстрелил вниз и тут же рухнул на пол, а в окно ударила пурга из осколков стекла, щепок и автоматных пуль.

Изольда завизжала, дернулась было к выходу, но вспомнила слова Николая и кинулась в угол, чтобы открывшаяся дверь прикрыла ее.

- Господи, только бы папу не убили, – шептала она, дрожа и обнимая карабин.

Яныч как упал на пол, уронив ружье и закрыв голову руками, так и оставался лежать.

Увидев пробивающуюся между его пальцев струйку крови, Изольда вся похолодела, но с места не тронулась, и стала ждать своей участи.

Перестрелка стихла так же быстро, как и началась. По коридору простучали ботинки и знакомый голос позвал:

- Изольда! Миша! Это я, Николай! Оба мы с дедом живы! Как вы там?!

- Зайди – увидишь! – срывающимся голосом выкрикнула девушка, вставая и поднимая СКС.

Дверь распахнулась.

- Эй, что за… – начал Николай, но тут же осекся, почувствовав под своим левым ухом дуло карабина.

- За тобой никого нет? – спросила Изольда.

- Да нет, блин! Фильмов насмотрелась? Сама живая, вижу, а что с Писателем?”– раздраженно бросил Николай.

Появление Николая несколько успокоило Изольду. Она обошла его по кровати, не опуская оружия – в коридоре никого не было.

- Папа где?

- Да вон он! – мотнул головой Николай в сторону окна, которое уже вполне можно было назвать дырой. И уже отходя от горячки боя, добавил:

- Они в ворота поперли, мимо него никто не мог пройти. Он вышел, значит, все готовы. Я тоже поучаствовал. Так что – первый раунд за нами.

Изольда выглянула на улицу – отец высунулся из-за джипа и помахал ей, что почти успокоило ее. Обернувшись, она увидела Николая, склонившегося над телом Писателя.

- Живой, – подвел тот итог осмотру, вставая. - Пулей по черепу чирикнуло, это он от страха сознание потерял. Перевяжи его и спускайтесь в столовую.

(“Да что это я так с девкой – не своим отделением командую, в самом деле…) И уже обычным своим спокойно-доброжелательным тоном добавил:

- Все нормально. Ты точно не ранена?

Изольда бросила карабин на постель с таким выражением, как будто в ее руках была ядовитая змея, увернулась от его рук и закричала: - Ну полапай еще, полапай, завоеватель! Возбудился! Притащил бандюг! Ничего, отец тебе покажет, кто раком зимует!

Услышав такой перефраз пословицы, Николай не удержался от громкого хохота.

- Еще и ржет! Что ты ржешь, как свинья – га-га-га! – продолжала кричать Изольда.

Николай захохотал еще громче, полуистерически, отходя от горячки боя, повалился на кровать и ушибся о карабин.

- Ой! Ёёёооо!

Выражение гнева на очаровательном личике девушки мгновенно сменилось беспокойством.

- Ранило героя? А ну раздевайся! – подбежала она к нему и вцепилась в пуговицы жилета, которые оказались имитацией. Липучие застежки с треском расстегнулись, обнажив множество внутренних карманов, один из которых, несомненно, был ножевым, что подтверждало виднеющееся навершие рукоятки классической финки, которая фиксируется в ножнах не за лезвие, а за рукоять.

- Да все нормально, это я о карабин ушибся, – отрезал Николай. Взяв изящные кисти Изольды в свои ладони, он сказал:

- Изольда, я не бандит. Я бизнесмен. Я деньги своими руками зарабатываю, ни у кого не отнимаю. Меньше всего я хочу, чтоб кому-то из-за меня было плохо. А тем более тебе. Я таких милых девушек не встречал, правда. Я правда не знаю, кто это такие. Но разберусь. Все будет хорошо.

Он поцеловал ей руку – она вздрогнула - и выскочил в дверь со словами:

- Мишке помоги, ему врач нужнее!

Николай думал о том, что весьма самоуверенные бандиты не высадились через забор с другой стороны двора, и сильно на это надялся.

Изольда долго смотрела ему вслед, потом перевела взгляд на так и не очнувшегося Михаила Яновича, и пошла за аптечкой, и мысли ее были весьма далеки от медицины.

***

Связав руки бандита собственным ремнем, Николай подхватил его под мышки и потащил в лес. Только сейчас он обратил внимание на положение нижней части тела “крестника” Романыча. (Позвоночник перебит, да и…Не жилец. Кровью истечет за пару минут…)

- Парень! Тебе в ухо пуля попала, что ли? – оторвал его от раздумий голос шедшего следом хозяина.

Дотащив раненого до ближайших кустов, Николай без особых церемоний уложил его на землю и только тогда взглянул на Федора.

- Ну? Теперь ты мне все расскажешь. Иначе ляжешь рядом с ним! – прозвенел оружейной сталью голос Высокогорного. Стволы грозного оружия в его руках смотрели пока в землю, в любой момент готовые взметнуться и извергнуть шквал огня.

- Пусть сначала он расскажет, кто его послал, меня ты грохнуть всегда успеешь, – бросил через плечо Николай. И, уже обращаясь к раненому:

- Кто тебя послал? Говори, а то сдохнешь!

- Не надо! Не убивайте меня! – завел свою песню “пацан”, которого вполне можно было так и назвать.

- Не убью. В деревню отвезу, там тебя подлечат и в больницу отправят. А то брошу на закуску медведю! Колись быстро, пока вся кровь не вышла, кто послал? – хищно оскалился Николай.

- Медведь послал! Я ничего не знаю, я самый молодой в бригаде! Бугор все знает, у него спроси!

- Я те дам медведя! Я те и медведя, и лося, и енота щас покажу!!!

- Это кликуха такая! Медведь у нас главный! Его спрашивай!

- И у него спрошу, не бойся. И уж его-то жалеть не буду. А ты молодой, тебе жить надо, девок трахать, а не жопу под пули за Медведя подставлять! Где живет Медведь?

Всхлипывая, юный налетчик стал называть новосибирские адреса.

- Все? – встряхнул замолчавшего собеседника поневоле Николай.

- Все…Больше ничего не знаю, только адрес…Бугра спроси… – слабеющим голосом выдавил тот.

- Ну лежи, сейчас устрою тебя…как надо… – пробормотал Николай. Он приподнял его правой рукой за затылок, другой взял за подбородок. Короткое движение – хрустнули шейные позвонки, и все было кончено.

- Вот и врача не надо, – цинично усмехнулся Николай, вставая с земли.

Федор Романович ждал ответа на свои вопросы.

- Ну чего тебе обьяснять? У меня бизнес в Москве был. Этим не платил и не собирался. Но вычислили они меня, вот я в бега и подался. Хотел через границу…пешим ходом, все перекрыто…Вот так. Ну ума не приложу, как нашли!

- Так-так… – протянул Федор. - И во Владик ты за этим шел? В Японию, что ли, уплыть хотел?

- А хоть куда, хоть в Корею, лишь бы из этой страны. В Сибири, думал, искать не станут, обычно через Европу бегут, только азиаты через Азию…

- Эх, Коля, Коля…Точно герой асфальта…Учить тебя еще жизни и учить… – протянул Федор, вешая свою любимицу за спину дулами вниз. Было похоже, что на этот раз Николай не врет.

- Ну, пошли …

Николай подошел к своему джипу и выматерился. В третьем окне красовался пяток пулевых отверстий, оцарапало и крышу.

- Что делать думаешь? – спросил Романыч.

- Первым делом надо бы трупы и машины убрать, вторым – дом привести в божеский вид, а третьим – самим сваливать. Вопрос встает: куды бечь? Да и вообще, можно так всю жизнь пробегать. У меня мысль другая – адреса, которые мне тот бандюжонок дал, проверить и поинтересоваться у хозяев его, а что им, собственно, надо. То есть не за хвост ящерицу дергать, а голову ей рубить.

- Вот как? А меня ты к себе в оруженосцы уже определил? – начал медленно закипать Федор.

- Ну что уж теперь сделаешь, мы теперь повязаны. Но что бы ни решили – поодиночке нас порвут как Тузик грелку, а вдвоем…Разве плохо сегодня управились?

- Ишь ты! Первую атаку отбили, и уже герой! Понравилось в пистолетики играть, понимаешь! – непроизвольно повысил голос Романыч, подойдя к Николаю вплотную. - А если думаешь, что я старый хрыч и мне своей жизни не жалко – сильно ошибаешься! И потом, не советую забывать, что у меня еще дочка есть и я себе слово дал ее прочно на ноги поставить! Понял?

Николай повернулся, посмотрел Высокогорному прямо в глаза и ответил:

- Я-то понял. А ты понимаешь, что если они сюда раз пришли, то и второй припрутся? Если сломаемся – сам понимаешь, что будет. Так что уходить отсюда все равно придется. Хотя бы на время. Живы будем – другие дома построим. Лично я схожу по адресам. Не хочешь со мной – не надо. Но давай хоть сначала приберемся?

Романыч сплюнул, с неохотой осознавая его правоту, и пошел в дом. У него была мысль проведать Изольду и Котикова, однако открывшееся перед ним через несколько шагов во двор зрелище как дубиной вышибло из его головы все мысли.

На кронштейне для запасного колеса бандитского джипа висел Ганя, прикрученный за ноги и за руки проволокой. Он был совершенно голый и страшно избитый, кожи практически не было видно под кровью, грязью и синяками.

Из шока Романыч был выведен истошным визгом. Он вздрогнул и поднял глаза.

Изольда уронила ружье и бросилась деду на шею.

- Ой, ёооо, – протянул приведенный в чувство Писатель с перевязанной головой и опустился на крыльцо.

Поглаживая рыдающую дочку по голове, Федор оглянулся. Николай стоял в двух шагах сзади, словно превратившись в каменную статую. Но продолжалось это от силы пару секунд, после чего он подошел к мученику и приложил руку к его шее.

- Живой, – сказал Николай, повернувшись. Видел я его в деревне. Он их и привел, больше некому. Только как они узнали, что я там проходил? Ну да ладно, разберемся.

Он подошел к Изольде и Федору и мягким голосом сказал:

- Изольда, успокойся. Все кончено. Сейчас я кусачки принесу, отцепим его, ты перевяжешь, и в деревню отвезем. Больше нас никто не побеспокоит. Я отвечаю.

- Иди, дочка,- скрипнув зубами, произнес Федор.

Изольда отцепилась от деда и побрела к крыльцу, спотыкаясь по пути. Писатель ласково обнял ее за вздрагивающие плечи и увел в дом.

- Отвечаешь, значит… – медленно проговорил Федор. Его могучий кулак молнией рассек воздух. Отброшенный на добрых два метра Николай гулко ударился головой о столб ворот и повалился навзничь.

- Вот теперь ответил, – сказал Федор и взглянул на стремительно отекающие суставы правой руки. Он прошел к колодцу, вытащил полное ведро и окунул голову. Романовичу показалось, что его голову заковало в лед. Отфыркиваясь, он вынырнул и сунул в воду ушибленню руку. Постепенно злость стекала с него вместе с прохладными струйками.

- Ежкин кот, а не убил ли я этого фраера столичного? Да ничего, отлежится…паренек бывалый, вон как шеи сворачивает…Ну, теперь хочешь – не хочешь, а воевать придется. А дом бросать. Жалко, конечно…Но ничего, буду жив - новый построю…А Изьку ему не отдам. Лучше завалю бандюгу – твердо сказал Федор Романович и широко зашагал к дому.

По пути он бросил взгляд на Николая – тот валялся в колее лицом вниз и не подавал признаков жизни.

***

Изольда лежала на диване лицом вниз, обняв подушку, и тихо всхлипывала.

- Изенька, ну все, все уже кончилось… – Писатель суетился вокруг со стаканом воды.

- Яныч, пошли, – сказал Романыч.

Котиков испуганно оглянулся, как будто ожидал увидеть не друга, а еще одно стадо “быков”, сам выпил стакан – зубы клацнули о стекло – и поспешил на выход.

Подчиняясь коротким указаниям Федора, он осторожно приподнял Ганю, в то время как Высокогорный перекусывал проволоку принесенными из гаража кусачками. Наконец освобожденные ноги несчастного упали на землю, и он так взвыл от адской боли в вывороченных суставах, что Яныч сам вскрикнул и отскочил. Ганя упал на траву корчащимся мешком костей.

- Бля, ебаная сестра милосердия! – не сдержавшись, заорал Федор. - Толку с тебя как с козла молока! Выебнуть бы тебя на хуй отсюда, да жопу твою жирную жалко – пропадешь ведь!

Дождавшись, пока душераздирающие вопли стихнут, Романыч осторожно взял Ганю на руки и понес в дом, по пути прикрикнув на Яныча: “Стол освободи!”

Тот послушно ломанулся в дом мелкой трусцой и принялся охапкой таскать посуду в кухню. Спихнув пару тарелок прямо на пол, Федор уложил Ганю на стол.

Изольда уже сидела на диване, но все еще тряслась.

- Врачом хорошим будешь, говорит…этот… – мотнул головой в сторону двери Федор. - Вот и практикуйся. А я пойду жмуриков приберу. Яныч у тебя в санитарах. Понял, Яныч?

Тот шустро закивал головой, как китайская кукла.

Романович прошел на кухню, достал из холодильника бутылку водки и высадил полный стакан. Запив из умывальника горстью, он взял две чашки и налил граммов по сто.

- Паап… – укоризненно протянула вошедшая Изольда. - Мне не надо, я же перед операцией!

- А мне можно? – влез Яныч.

- Нужно! – отрезал Федор и сунул ему чашку. Котиков выпил залпом и лихорадочно заскреб по тарелкам в поисках закуски.

- Ну, командуй, главный врач, – ласково потрепал дочку по щечке Романыч, не ожидавший от нее столь быстрой адаптации (“и правда, хорошим врачом будет…”) и вышел во двор.

***

Николай ощутил под лицом землю, заворочался и со стоном поднялся на четвереньки. Голова была одной сплошной болью, левый глаз почти заплыл.

Он с трудом поднялся, дотащился до своей машины и взглянул в боковое зеркальце. Левая сторона лица была вдвое больше правой, а под глазом назревала здоровенная гематома.

Вынув швейцарский нож с набором всех мыслимых и немыслимых инструментов, Николай коротким резким движением взрезал кожу под самым глазом. Брызнул фонтанчик крови, и поле зрения почти восстановилось.

При ощупывании затылка там обнаружилась шишка не меньше куриного яйца.

Первым побуждением нашего бойца было привести лицо хозяина в аналогичное состояние. (“А куда мы оба с такими харями? Все равно в Новосиб одному соваться фигово…напарник нужен…Успею еще с ним посчитаться…совок деревенский долбаный …без мордобоя как без хлебушка…)

Промакивая кровь платком, Николай побрел в дом.

Часть третья: А вот вам дышло, чтоб голова не болталась!